Хурин гулял по окрестностям. Ярко светило солце. Было жарко. Никогда плуг не проходил по неизмеримым волнам диких растений. Одни только кони, скрывавшиеся в них, как в лесу, вытоптывали их. Ничего в природе не могло быть лучше. Вся поверхность земли представлялася зелено-золотым океаном, по которому брызнули миллионы разных цветов. Сквозь тонкие, высокие стебли травы сквозили голубые, синие и лиловые волошки; желтый дров выскакивал вверх своею пирамидальною верхушкою; белая кашка зонтикообразными шапками пестрела на поверхности; занесенный бог знает откуда колос пшеницы наливался в гуще. Под тонкими их корнями шныряли куропатки, вытянув свои шеи. Воздух был наполнен тысячью разных птичьих свистов. В небе неподвижно стояли ястребы, распластав свои крылья и неподвижно устремив глаза свои в траву. Крик двигавшейся в стороне тучи диких гусей отдавался бог весть в каком дальнем озере. Из травы подымалась мерными взмахами чайка и роскошно купалась в синих волнах воздуха. Вон она пропала в вышине и только мелькает одною черною точкою. Вон она перевернулась крыльями и блеснула перед солнцем. Вечером вся степь совершенно переменялась. Все пестрое пространство ее охватывалось последним ярким отблеском солнца и постепенно темнело, так что видно было, как тень перебегала по нем, и она становилась темнозеленою; испарения подымались гуще, каждый цветок, каждая травка испускала амбру, и вся степь курилась благовонием. По небу, изголуба-темному, как будто исполинскою кистью наляпаны были широкие полосы из розового золота; изредка белели клоками легкие и прозрачные облака, и самый свежий, обольстительный, как морские волны, ветерок едва колыхался по верхушкам травы и чуть дотрогивался до щек. Вся музыка, звучавшая днем, утихала и сменялась другою. Пестрые суслики выпалзывали из нор своих, становились на задние лапки и оглашали степь свистом. Трещание кузнечиков становилось слышнее. Иногда слышался из какого-нибудь уединенного озера крик лебедя и, как серебро, отдавался в воздухе. Когда вечером, воздух стал повлажнее, Хурин достал двуручный меч, который  стащил с дома. Отец разрешал ему это делать, но мама опасалась случайного ранения и иного несчастного случая. Далеко Хурин не отходил от своего дома. Это запрещалось родителями. Мальчик нашел дерево,густо обросшее желтыми листьями, и начал обрубать их мечом, тренируя навыки. -Все равно они скоро опадут - думал Хурин, и с легким сердцем размахивал двуручником. Листья падали, как подкошенные. Собственно говоря, они и были подкошенными. Хурин тренировал выпады. Сначала, он встал в стандартную стойку (одну из ног вперед, вторую назад, так чтобы ступни можно было соединить диагональю; меч держатьна уровне живота, а лезвия на уровне глаз; но у Хурина, будучи маленким ростом, острие поднималось выше головы), затем сделал удар мечом с права на лево, после удара повернулся спиной к врагу (дереву) и просунул меч себе между ребрами и рукой, вонзая острие в дерево. После этого мальчик потренировал еще пару выпадов, затем окинул взглядом степь, окутывающуюся в тени, и зашагал домой.